В молодые годы мы не придавали значения понятию, откуда происхождение нашего рода. Я узнал об этом уже в студенческие годы. На каникулах я приехал домой в Маргилан. Зайдя в дом, увидел двух мужчин и женщину, разговаривающих с отцом. По его словам, они приехали из г. Карасу Андижанской области. До этого они были в г. Душанбе, искали родственников. А затем, узнав, что в Коканде есть еще родственники, поехали туда и разыскали нас. В общем, оказалось, что они являются родственниками отца. Поначалу я на это не обратил никакого внимания…

Мое полное настоящее имя – Казимов Вахид Казимович. В те времена не спрашивали отчество. Когда я учился в шестом классе, как-то у меня спросили: «Как зовут твоего отца?». И я, поспешно, до конца не поняв вопроса, почти не задумываясь, ответил «Ахунович». Тогда в моих документах так и записали. В то время имя Вахид Казимович Казимов казалось для меня странным. Вот таким образом, я стал Ахуновичем, и все мои братья вслед за мной стали по отчеству Ахуновичами, а сестрёнка Ахуновной.
В нашей семье было пятеро мальчиков и одна девочка. Я старший. После меня брат Валихон Ахунович, он работал директором школы в Маргилане. К сожалению, он рано ушел из жизни 1989 году. Другой мой младший брат, Меликузи Ахунович, по образованию педагог, был директором школы. Позже он руководил институтом повышения квалификации педагогов Ферганского областного отдела народного образования. Еще один младший брат, Баходир Ахунович, окончив транспортный институт, работал инженером на железной дороге, затем был направлен на партийную работу, стал заведующим отделом промышленности Ферганского областного комитета партии, был избран вторым секретарем партийного комитета Алтыарыкского района, руководителем «Ферганского областного управления автомобильных дорог». Самый младший брат, Алихон Ахунович, окончив строительный факультет Ташкентского политехнического института, работал во многих строительных организациях, затем был избран заместителем председателя исполкома Ахунбабаевского района Ферганской области. Младшая сестра, Зулфия Ахуновна работала директором школы в г. Коканде.

Что касается детей, то у меня их трое, у Валихона – четверо, у Меликузи – пятеро, у Зулфияхон – трое, у Боходирхона – двое, а у Алихона – четверо.
Если говорить о нашем происхождении, то в древности Кашгар (ныне провинция Китая) принадлежал Кокандскому ханству. И естественно, что в прошлом представителей Кокандского хана отправляли на постоянное местожительство в Кашгар. Среди них был и мой прадед. Он был не бедным человеком, занимался торговлей. Имел свой верблюжий караван с небольшим отрядом охраны, который перемещался по
маршруту Кашгар–Карасу (в Андижане) – Коканд–Душанбе. Товары, доставляемые этим караваном, принадлежали не только моему прадеду, но и другим присоединившимся купцам. Они оплачивали эти услуги моему прадеду.

Путь от Кашгара через Карасу, Коканд до Душанбе составлял 6-8 месяцев. В тех городах, где останавливался караван, у прадеда были семьи. Мой дед был третьим ребенком из шестерых детей, родившихся в г. Коканде. В Кашгаре имя Ахун было очень популярным, особенно среди уйгуров. Поэтому деда назвали Ахуном. Это имя означает «хозяин». Иногда уйгуры и китайские мусульмане называли так своих имамов. Мой прадед построил магазин в Коканде и семья торговала тканями, привезенными из Кашгара. Кокандские торговцы, в большинстве случаев, выделяли одну
комнату своего дома с уличной стороны для торговли товарами, открывая для этих целей окно или дверь. Наша семья жила благополучно, занимаясь торговлей тканями в отдельно построенном магазине на одной из улиц города. Кроме этого, у нас была дача в предгорьях, где паслись наши отары овец.

Дед Ахунжан имел шестерых детей, четверых сыновей и двух дочерей. Родившегося моего отца назвал Казимом. Отец получил в наследство магазин в г. Коканде. Помню, как он, прикрепив за ухо карандаш, торговал тканями. По средам и четвергам в повозке с товаром отец ездил на рынок торговать тканями в небольшом населенном пункте близ г. Коканда под названием Дангара. Там тоже наша семья имела небольшой дукан.
Я смутно помню, но в детской памяти сохранились воспоминания, как конфисковали наш магазин со всем имуществом, как проходил обыск у нас дома, забрали все наши вещи, а нас выставили на улицу. В то же время был конфискован и наш загородный дом, вместе с отарами овец. Очень многие торговцы были арестованы. Мой отец был вынужден оставить эту профессию.
Собрав то немногое, что осталось после конфискации, в повозку, мы направились из Коканда в г. Маргилан. Отец, будучи уже в возрасте, стал учеником парикмахера, пожилого бухарского еврея, на железнодорожной станции «Горчаково». До конца своей жизни отец работал там, а мать – в колхозе. В те времена еще не было электричества в домах. Как и у всех, для обогрева жилища у нас был лишь сандал. Небольшой двор,
перед домиком веранда. При входе в дом – небольшая прихожая, слева и справа комнаты. Земляные полы застелены половиками из войлока… Вот в таких условиях, как и большинство узбекских семей, жили и мы. В хлеву всегда держали двух баранов и корову. Каждое утро мы, братья, выходили косить траву и только после этого направлялись в школу. Ближе к зиме резали баранов. Дома у каждого из нас, детей, были свои обязанности. Отец, как обычно, перед уходом на работу давал конкретные задания. Например, один день я должен был чистить чилим (отец в день по два раза курил чилим). Кто-то чистил хлев, кто-то копал землю. Когда вся работа по дому была выполнена, отец поручал брату Валихону перетаскивать кирпичи с одного места на другое, а на следующий день – вернуть их на свое место. Брат, хотя и обижался на это, но ничего не поделаешь, выполнял поручения отца. Валихон был озорным ребенком, в отличие от остальных, поэтому отец не оставлял его без дела. Вечером, вернувшись с работы, обязательно проверял результаты проделанной нами работы. Так сложилось, что к концу жизни отец заболел, слег и уже более не вставал. В последние свои дни он с сожалением признался нам, как бы извиняясь, что мучил нас, давая бесконечные поручения. Мы в свою очередь понимали, что отец просто не хотел, чтобы мы бездельничали. Поэтому мы выросли трудолюбивыми, ответственными людьми, в общем, я думаю, плохими мы не стали.
Сколько себя помню, у нас дома всегда держали корову, мать по утрам доила ее, пекла горячие лепешки, готовила нам чай с молоком. Наш ежедневный завтрак был очень приятным. На обед нам давали хлеб с чаем и сушёный урюк. А ужин готовился в казане, во время ужина все мы должны были собираться за дастарханом. Я никогда не выбирал блюдо – что было, то и ел, таким неприхотливым остался до сих пор. Когда мои правнуки капризничают насчет еды, я им стараюсь объяснить, что этого делать нельзя.
1933 год был неурожайным. В ту пору мы еще не знали, что такое голод. В железнодорожном магазине продавали хлеб. Так как мы жили недалеко от железнодорожной станции, то нам удавалось приобретать там хлеб. На ужин частенько приходилось есть хлеб, приготовленный из кукурузной муки, даже из самой низкосортной, перемешанной с отрубями. Помню, как-то отец купил хлеб и попросил меня отнести его домой. По дороге я заметил, что за мной бежит огромная собака. Я испугался и нечаянно уронил хлеб. Собака, набросившись на хлеб, схватила его и убежала. В те годы и собаки были голодными. В сельских махаллях хоть какая, но еда была. Наш народ удивительный, добрый, в те тяжелые времена узбеки помогали русским беспризорным детям, раздавали им еду.
Мои школьные годы прошли в средней школе №1 имени Сталина на станции «Горчаково». В 1933 году, когда я пошел в детский сад, меня зарегистрировали и предупредили, что на следующий год я должен пойти в школу. Мы тогда боялись ходить в школу, так как там делали прививки всем детям. В те далёкие времена к таким процедурам ещё относились с недоверием. В 1934 году меня приняли в первый класс. В третьем классе я стал старостой и оставался им до окончания школы. В классе было около 20–25 учеников, большинства из них уже нет в живых. Каждый год, по мере возможности, приезжаю в Маргилан, всех собираю, готовим плов, отдыхаем возле сая, протекающего рядом с чайханой.
Если говорить о наставниках, то учителей мы сравнивали с ангелами. Каждое их слово для нас было законом. Их мнение никогда не ставилось под сомнение. Мы их не боялись, а очень уважали. Завидовали тому, как они одеваются. Много было и молодых учителей. Знаете, раньше дети играли в игру «лянга». Я любил эту игру. На большой перемене играл с учителем, по имени Юсуфий, который только недавно окончил институт. Он мне говорил: «Вахид, пошли, сыграем в лянгу!». Его все уважали, он преподавал нам математику. Он был очень энергичным.
Литературу нам преподавал учитель Дадабоев. Он всегда был опрятным, одежда была нарядная. У нас еще был учитель Мирзаев из Туркестана, учителя Абдурахимов и Абдурахмонов из Ферганы. 1937–1938 годы были довольно суровыми, к учебным занятиям в школе и воспитанию детей отношение было очень строгое. На большой перемене заваривали чай, раздавали каждому ученику по 200 граммов хлеба, а ученики из дома приносили или конфеты, или сушеный урюк.
Как-то я возвращался из школы и увидел, как наш учитель русского языка штукатурит стену. В те годы авторитет учителя был настолько высок, что сейчас такое даже представить трудно. Тогда я про себя удивлённо подумал, что и учителя могут заниматься такими повседневными делами. Как выяснилось позже, не совсем лёгкая жизнь вынуждала их делать такую работу.
В школе мне легко давалось изучение немецкого языка. Проявлял интерес к русскому языку, географии, астрономии. Почти все сегодняшние предметы и тогда преподавались. Но меня до сих пор удивляет то, что в те далёкие годы в лаборатории физики имелись такие приборы, каких на сегодняшний день, наверняка, не везде возможно найти во многих сельских школах.
С 1937 года в школах начали проводить празднование Нового года. Помню, первый раз откуда-то привезли елку и установили в школьном зале. Тогда еще игрушек не было, только маленький игрушечный Дед Мороз. Елка была украшена сладостями, ватой и у основания елки был поставлен этот Дед Мороз. На стене был развернут плакат с надписью «20-летие Великой Октябрьской революции». Помню, в самый разгар веселья дети медленно приблизились в танце к елке и буквально набросились на сладости. Читали стихи, пели песни, танцевали. В узбекских школах такие мероприятия проводились на примере русских школ. В Фергане тогда было много русских школ.
Когда началась Вторая мировая война, директор 55-й русской школы пришел к директору нашей школы и сказал: «Нам нужен юноша, который хорошо учится и сможет научить детей узбекскому языку». Наш директор порекомендовал меня. Несмотря на то, что в то время я учился в 6-ом классе, мне пришлось преподавать в русской школе.
Самые лучшие впечатления, конечно, связаны с детством, школьными годами. Кружки во время учебы, встречи по вечерам с ребятами на площадке, беседы допоздна, все самые приятные воспоминания. Родственники часто гостили у нас. По вечерам зажигали лампаду и проводили вечера книголюбов. Отец не очень любил ходить в чайхану. Говорил, что там много шума, вечные склоки, и оставался рядом с нами.
В Ташкенте, в Бостанлыкском районе (так он именуется сегодня), был пионерский лагерь. С ним произошла интересная история. Меня как отличника направили в пионер лагерь отдыхать. Тогда так премировали учеников-отличников. Но оказалось, что и в другой школе был ученик с фамилией Казимов – как и у меня. Имя его Салиджан. Направления перепутали, меня отправили туда, где должен был отдыхать он, а его – на мое место…
Повзрослев, еще долго мы вспоминали эту историю и смеялись. Точно такой же случай произошел во время женитьбы. Так совпало, что свадьбы наши тоже состоялась в один день. Были гости, приехавшие с моими пригласительными на его свадьбу, а с его пригласительными на мою. До сих пор смеемся над этим случаем…